Великое AUTO DE FE

Аутодафе (от испанского слова auto de fe - акт веры) инквизиция называла оглашение и исполнение приговора по делам, отнесенным к ее юрисдикции. Различали аутодафе частные и общие. Первые осуществлялись в обычном, так сказать, порядке, после рассмотрения отдельных дел и вынесения по ним обвинительного приговора. Вторые проводились гораздо реже и как правило были приурочены к крупным событиям общественной и государственной жизни: восшествие на престол Монарха, венчание инфанта, рождение наследника и пр. Общие аутодафе были гораздо многочисленнее по числу осужденных, роскошнее по своему оформлению и торжественнее по ритуалу.

Несколько общих аутодафе получили название "великих". Причиной тому послужили неординарные обстоятельства, которые предопределили большой масштаб инквизиционного расследования, высокий сан осужденных, большое число последних и особая зрелищность процедуры, которая запечатлелась в умах современников и от них стала известна потомкам. Одно из таких великих аутодафе имело место в Севилье 24 сентября 1559г. Ровно за месяц до этого дня - 24 августа - членами городского инквизиционного трибунала была названа дата предстоящего аутодафе, место его проведения - площадь Святого Франциска - и круг лиц, подлежащих наказанию. Последние преимущественно являлись членами лютеранской общины города, в отношении которой весь последний год инквизиционный трибунал вел обширное и весьма запутанное следствие. Всего подлежали наказанию 102 человека, из них 22 были осуждены на казнь. Один из приговоренных к казни скрылся от суда; вместо него подлежала сожжению деревянная статуя, довольно точно воспроизводившая облик осужденного.

На площади с этого дня начались обширные строительные работы - возводились трибуны длиной 20 и высотой 4 метра. На одной из сторон площади возвели амфитеатр в 25 рядов, предназначенный для членов инквизиционного трибунала. Место Председателя трибунала находилось под бархатным черным балдахином; это было самое высокое из зрительских мест на площади. Прямо напротив амфитеатра для инквизиторов был построен другой амфитеатр - для осужденных. Перед сидячими местами, на которых они должны были распологаться, установили две клетки - в них по традициям аутодафе усаживали приговоренных во время чтения приговора. Напротив каждой из клеток были поставлены две кафедры; одна - для чиновника, зачитывающего приговор, вторая - для проповедника. Работы на площади завершились возведением утром 23 сентября 1559г. алтаря перед инквизиторским амфитеатром.

С этого момента, собственно, аутодафе и началось. Роскошный позолоченый алтарь ни на минуту не оставался без присмотра. Едва закончилась его установка, как многочисленная процессия, состоявшая из членов цеха угольщиков (поставлявшего дрова для костров и весьма дорожившего дарованной ему привилегией на такой род деятельности), доминиканских монахов и "друзей инквизиции" (своего рода милиция на общественных началах) обошла площадь Святого Франциска, распевая псалмы и вознося хвалу Богу. Перед алтарем процессия утвердила 6 - метровый дубовый крест, выкрашенный зеленой краской и обмотанный черным крепом. На алтарь было положено знамя инквизиции, взятое для этого случая из городского трибунала. После торжественного молебна процессия разошлась; на площади остались лишь доминиканские монахи, которые в непрерывной службе, сменяя друг друга, провели все время вплоть до 7 часов утра 24 сентября 1559г. В семь утра начался допуск на площадь публики. В это же время в тюрьме начали выводить осужденных из камер и готовить их к построению в скорбную колонну. Прежде всего, их надлежало правильно одеть.

Специальное облачение - т.н. "сан-бенито" - было выдано осужденным еще накануне. Осужденные к легким наказаниям получили холщовые "сан - бенито" с желтыми андреевскими (диагональными) крестами на груди и спине. Сознавшиеся после вынесения приговора, либо приравненные к ним покаявшиеся рецидивисты, приговоренные к удушению и последующему сожжению тел, получали "сан - бенито" с изображениями дьявола и пламени и бумажный колпак высотой 1,2 метра (т.н. "короза"), на котором был изображен тот же рисунок. Наконец, приговоренные к сожжению заживо, получили "сан - бенито" с изображением пламени низом вверх. В день аутодафе всем осужденным полагалось облачиться в свои "сан-бенито", одеть на головы "короза" (кому это было положено), взять в руки восковые свечи. Поскольку многие из осужденных были склонны к неповиновению, к каждому из них была приставлена пара "друзей инквизиции" и пара доминиканских монахов. Если осужденный отказывался брать в руки свечу, его запястья, большие пальцы рук и ладони связывались узким кожаным ремешком; свеча вставлялась между рук и ее невозможно было вытолкнуть движением пальцев. После должного облачения те заключенные, которые были склонны к публичным выступлениям, а также в отношении которых существовало специально вынесенное постановление суда, получили в рот металлический кляп. На всю описанную процедуру отводилось время с семи до восьми часов утра; в случае надобности ее осуществляли насильно.

В восемь утра процессия покинула двор замка Триана, приспособленного под тюрьму Святого Трибунала, и направилась к площади Святого Франциска. Открывали шествие представители цеха угольщиков в количестве 100 человек. Они были вооружены пиками и мушкетами. За ними следовали доминиканские монахи, которые несли большой белый крест. После них следовали "друзья инквизиции". И только после этой колонны шли собственно осужденные: впереди - осужденные к менее строгим наказаниям, после них - к более суровым. В колонне приговоренных несли деревянную статую, своим внешним обликом довольно точно воспроизводившую Франсиско де Сафра, священника приходской церкви Св. Викентия в Севилье, приговоренного к казни и скрывшегося от суда. Статуя была одета в подлинную одежду осужденного; сожжение деревянной статуи, символизировавшей осужденного, называлось на языке юридической науки того времени "казнью в изображении" или "формальной казнью". После колонны осужденных шла очень многочисленная колонна инквизиторов и духовенства. Ее замыкал глава инквизиционного трибунала в сопровождении 30-ти телохранителей в доспехах. (Последняя мера была совсем не лишней; инквизиторы становились жертвами мести или заговоров, достаточно упомянуть Великого инквизитора Испании Петра Арбуеса, получившего смертельную рану 15 сентября 1485г. во время молитвы и скончавшегося через два дня. Впоследствии Арбуес был канонизирован, у саркофага с его останками были отмечены многочисленные случаи исцеления от кожных болезней.)

Обстоятельства аутодафе подробно фиксировались в специальном протоколе, поэтому обо всем, происходившем на площади историческая наука знает из первых уст. Вообще, инквизиция тщательно фиксировала свои действия; по каждому допросу или пытке составлялся отдельный документ. Фальсификаторам истории невозможно оспаривать эти документы, поэтому они просто предпочитают их игнорировать, делать вид, что таковых не существует.

При появлении на площади колонны, вышедшей из тюрьмы, священник начал служить обедню до момента чтения Евангелия. В этом месте служба останавилась и Председатель инквизиционнго трибунала прочел вслух клятву, в которой обязался охранять католическую веру и искоренять ереси. Присутствовавшие на площади зрители повторили эту клятву вслед за ним; это была традиция, которой неукоснительно следовали на всех аутодафе.

Осужденные были размещены по своим местам на трибуне, стоявшей напротив трибуны инквизиции. Глава трибунала - заместитель Главного Инквизитора Испании, епископ Тарасоны - занял свое кресло под балдахином. После размещения всех действующих лиц, доминиканский монах произнес краткую проповедь, в которой заклеймил протестантскую ересь и воздал хвалу бдительности инквизиции. Следствие, увенчавшееся Великим аутодафе, и в самом деле было очень необычным как по своему размаху, так и по сложности. Инквизиции удалось раскрыть очень широкий и разветвленный заговор лютеран. Община монастыря Святого Исидора впала в ересь поголовно; монахи перестали отправлять католические службы и читать Священное писание на латыни. Некоторые приходские священникиг. Севилья стали тайно проповедовать еретические воззрения. Вокруг этих священников сложилась довольно многочисленная группа последователей, некоторые из которых были весьма знатны, богаты, занимали крупные должности и были известны в народе.

После окончания проповеди чтец инквизиционного трибунала приступил к оглашению приговора. Он называл фамилию осужденного и этого человека доминиканские монахи заводили в клетку и понуждали стать на колени. Так, на коленях, человек выслушивал приговор в части, касающейся его лично. Во время чтения приговора одному из обвиняемых, во вторую клетку сажали следующего человека. Пока он дожидался своей очереди с ним негоромко разговаривал католический священник, стремившийся даже в эти минуты добиться от осужденного отречения от прежних взглядов.

После того, как осужденный выслушивал приговор в части, касающейся его лично, его выводили из клетки и возвращали на скамью в амфитеатре. Находясь там, он выслушивал приговоры другим лицам и наблюдал сожжение, если только не был сам приговорен к оному.

Оглашение приговора такому большому числу осужденных потребовало, очевидно, довольно продолжтительного времени. Приговор был довольно обстоятельным и серьезным документм, описывавшим все существенные детали преступной деятельности каждого осужденного, их юридическую и теологическую квалификацию, поведение на предварительном следствии и в суде. Протокол аутодафе не указал точной продолжительности чтения приговора, но, видимо, эта процедура окончилась не раньше полудня. После окончания чтения приговора епископ Тарасоны по имени Хуан Гонсалес де Мунебрега, уполномоченный королем представлять в Севилье Главного Инквизитора, покинул свое место в кресле под балдахином и спустившись к алтарю огласил помилование примиренным с церковью. В категорию этих осужденных попадали лица, совершившие тяжкие преступления, но раскаявшиеся и давшие обещание не повторять подобного. Обычно, инквизиция никогда не казнила людей, впервые попавших в ее трибунал. Даже совершившие тяжкие преступления всегда имели возможность избегнуть костра, объявив о своем примирении с Церковью. Кстати сказать, большое число негодяев уходили таким образом от ответственности и совершали в дальнейшем новые преступления.

В числе помилованных 24 сентября 1559г. был мулат, слуга одного дворянина, оболгавший своего хозяина. Он украл распятие, оторвал от креста фигурку Христа, которую подбросил в сундук своего господина вместе с плетью. После этого мулат явился в Инквизиционный трибунал и сделал заявление, в котором утверждал, что его господин сломал распятие и хлестал ежедневно его обломки; он предложил немедленно устроить обыск в доме, дабы удостовериться в справедливости его слов. Обыск был сделан, сломанное распятие было обнаружено, дворянин был арестован. Однако, опираясь на нормы инквизиционного делопроизводства, в частности на такое понятие, как отвод свидетеля он сумел доказать, что имеет место подстроенная слугой провокация. Последовавшее расследование подтвердило справедливость слов дворянина; в частности, следователям трибунала удалось розыскать людей, которые видели, что мулат носил с собою фигурку Христа, отломанную от креста, а сам крест повесил на шнурке себе на шею. В конце-концов, слуга был разоблачен и сознался. Он был приговорен к 400 ударам кнута и 6-летней ссылке на галеры королевского флота. Получив 200 ударов кнута в тюрьме Пуэрто-де-Санта-Мария, он попросил о примирении с Церковью. На аутодафе 24 сентября об этом было объявлено публично; оставшиеся 200 ударов кнута были прощены осужденному и в дальнейшем он отправился в ссылку.

После оглашения списка примиренных с Церковью, Глава трибунала возвратился на свое место и наступила кульминация аутодафе: осужденных на казнь отделили от остальной массы осужденных и начали сводить с помоста на землю. Там каждого из них усаживали на осла, который вез человека до заранее сложенного костра. Каждый осужденный имел свой костер, инквизиция никогда не сжигала в одном костре нескольких человек. Путь на осле от трибуны до костра занимал всего несколько десятков метров и имел сугубо символическое значение. Поездка на животном, воплощавшем собою упрямство и глупость, аллегорически выражала жизненный путь осужденного, бессмысленно прожитые годы и бесцельность бытия. После поездки на ослах всех осужденных - напомним, всего их было 21 живой человек и 1 деревянная статуя - возвели на костры. Каждого сопровождали 4 человека, сопротивлявшихся тащили силой. Первым зажгли костер, предназначенный осужденному, казнимому в изображении (другими словами, сначала сжигали статуи - это была общая традиция аутодафе)

Казнимый в изображении Франсиско де Сафра, был священником церкви Св. Викентия в г.Севилье. Долгое время будучи лютеранином, он успешно маскировал свои еретические взгляды. Настолько успешно, что его, как искреннего католика, приглашали в инквизиционный трибунал для дачи квалификационных заключений по тем или иным запутанным теологическим вопросам. Именно с разоблачения Франсиско де Сафра и началось то громкое следствие, которое в конечном итоге привело к "великому аутодафе" 1559г. На священника донесла женщина-лютеранка, которую он приютил в своем доме. Страдавшая умопомрачением женщина была помещена священником в запертую комнату; на все требования отпустить ее, он отвечал поркой кнутом. История эта довольно запутанна и сейчас трудно сказать, действительно ли женщина была больна или у этого заточения была иная подоплека, но как бы там ни было, ей в конце-концов удалось убежать из негостеприимного дома и она в 1555г. явилась в инквизиционный трибунал с доносом на де Сафра. Священник был вызван в трибунал для дачи объяснений и своими хладнокровными ответами сумел ослабить впечатление от доноса. Его отпустили и де Сафра быстро покинул город. Бегство священника убедило инквизицию в справедливости слов женщины. Началась тщательная проверка ее показаний и в течение довольно короткого времени трибунал установил около 300 человек - жителей Севильи - являвшихся членами тайной лютеранской общины.

Статуя Франсиско де Сафра была сожжена первой. Затем возвели на костер Изабеллу де Байена, богатую севильскую даму, одну из самых ревностных сторонниц лютеранства. Свой большой дом она предоставила в распоряжение лютеранской общины. Его использовали как гостиницу, место встреч и диспутов, домовая церковь была переоборудована согласно протестантским канонам. Последнее обстоятельство привело к тому, что по постановлению инквизиционного трибунала он был снесен. Женщина отказалась прочесть католический Символ веры и принять причасте даже перед собственной казнью. Ее возвели на поленницу, застегнули на шее ошейник, прикованный к столбу (это д. б. удерживать тело в вертикальном положении все время, пока оно не сгорит), после чего развели под ногами огонь. Доминиканский монах в последний раз спросил у осужденной, не желает ли она прочесть католический Символ веры? Это позволило бы остановить сожжение; женщину бы сначала задушили петлей и лишь после этого сожгли тело. Изабелла де Байена отказалась.

Следующим был сожжен Хуан Понсе де Леон, младший сын графа Байлена, очень состоятельный человек. Во время следствия он отрицал улики и нагло запирался; был подвергнут пытке веревкой, которую не смог вынести. Он признал себя виновным. После оглашения приговора 23 сентября 1559г. де Леон вслух прочел лютеранский Символ веры. Все ожидали, что он проявит твердость духа и на костре, но в момент казни силы ему изменили. Когда под его ногами развели огонь, де Леон попросил о покаянии. Огонь был затушен, осужденный прочитал священнику католический Символ веры и исповедовался.

В этот самый момент на соседний костер стали возводить Марию де Бооркес, молодую (ей не исполнилось и 21 года) лютеранку. Эта удивительная девушка знала наизусть Евангелие, в совершенстве владела греческим и латинским языками, была необыкновенно эрудирована в теологических и философских вопросах. Она была осуждена на казнь как нераскаявшаяся еретичка, активный член лютеранской общины.

Хуан Понсе де Леон, услыхавший, что девушка отказалась от призыва священника исповедоваться, сказал ей, что она это сделала напрасно. "Не верь брату Кассиодору!", - призвал ее де Леон, на что девушка закричала ему: "Невежда, идиот и болтун! Уже не осталось времени для споров!". Пристыженный графский сын замолчал. Мужество молоденькой девушки перед самой чудовищной казнью потрясла присутствовавших на площади. Через минуту Хуан Понсе де Леон был задушен и у него в ногах снова развели огонь.

Чтобы быть допущенным к исповеди, ему следовало прочитать Символ веры в его католической трактовке. Если осужденный изъявлял желание отречься от своих прежних взглядов  (т.е. умереть честным христианином), его не сжигали, а душили кожаным ремнем. Тело его оставалось по-прежнему прикованным к столбу; после удушения под ним разводили огонь. Затем настала очередь Марии де Бооркес. На нее надели ошейник и доминиканские монахи опять обратились к девушке с просьбой освободить душу от ереси. Она согласилась прочесть Символ веры, но начала читать его в лютеранской редакции. Ей не дали закончить. По команде председателя трибунала палач задушил Марию де Бооркес. Это было сделано для того, чтобы не дать возможности единоверцам девушки прославлять ее как мученицу, поскольку твердость духа, проявленная ею при сожжении могла сделать Марию исключительно популярной среди лютеран.

Подобное хотя и были исключением из правил, но время от времени допускалось в отношении наиболее упорных и известных еретиков. Поскольку проявленное ими на костре мужество могло лишь сильнее сплотить противника и дать единоверцам основание славить погибшего как мученика за веру, таких особо стойких осужденных убивали быстро - ударом копья или стрелой арбалета, реже душили.

Следующим был возведен на костер Хуан Гонсалес, араб по национальности. Будучи крещен, он сделал карьеру священника, несмотря на то, что еще в возрасте 12 лет начал тайно исповедовать мусульманство. Тогда инквизиция довольно быстро разоблачила его и простила, наложив легкую епитимию. Со временем Хуан Гонсалес сделался католическим проповедником и много преуспел на этом поприще. Он стал широко популярен в Андалусии. Используя свои разнообразные связи, он много способствовал созданию на территории Испании разветвленной сети подпольных лютеранских общин. Будучи арестован в 1558г. Хуан Гонсалес подвергся всем трем инквизиционным пыткам, которые вынес с удивительной стойкостью и самообладанием. Он не назвал ни одного из своих сподвижников и не выказал раскаяния. Вместе с ним к казни на костре были приговорены две его родные сестры. К месту казни из тюрьмы Хуан Гонсалес был доставлен с кляпом во рту. Это было сделано дабы воспрепятствовать его возможному обращению к народу. После того, как Хуан Гонсалес был возведен на костер и на его шее закрыли ошейник, кляп извлекли изо рта и он крикнул сестрам: "Пойте псалом сто восьмой !". Под ним тут же развели огонь; Хуан Гонсалес скончался через несколько минут.

Следующим был Гарсия де Ариас, иеронимит из монатыря Святого Исидора Севильского. Этот человек, видимо, был альбиносом; он имел белые волосы, за которые получил прозвище "белый доктор". Благодаря своей крайней осторожности, он слыл за ревностного католика. Его, как и Франсиско де Сафра приглашали в инквизиционный трибунал для вынесения квалификационных заключений по запутанным теологическим вопросам. Известны случаи, когда Гарсия де Ариас выступал в инквизиционном суде против своих же единоверцев - лютеран и добивался их осуждения. Подобное вероломство вызывало возмущение тех членов общины, которые были осведомлены о его лютеранских воззрениях. Вместе с монахом Кассиодоро, тем самым, которого упомянул перед смертью Хуан Понсе де Леон (см. выше), Гарсия де Ариас склонил в лютеранство почти все братство монастыря Святого Исидора Севильского. В монастыре прекратились католические службы, пение псалмов и пр. В конце-концов, кто-то написал заявление о происходящем в монастыре в инквизиционный трибунал. Двенадцать монахов бежали из Испании, остальные были арестованы. В суде Гарсия де Ариас назвал инквизиторов "варварами и невеждами". Умер он нераскаянным, как сказано в протоколе аутодафе, "радостно взойдя на костер". После этого последовали казни еще нескольких монахов из монатыря Святого Исидора Севильского: Кристобала де Арельяно, Хуан Крисостом, Кассиодоро и Хуана де Леона.

Последний был в числе тех 12-ти монахов, которые узнав о начатом инквизиционном расследовании, бежали из Испании в Швейцарию, а потом в Германию. Там они расстались и Хуан де Леона направился в Голландию, расчитывая переправиться через Ла-Манш и найти убежище в Англии, враждебной Испании. Посланные на розыски беглецов агенты инквизиции прехватили двух монахов из двенадцати: Хуана де Леона и Хуана Санчеса (второй также был сожжен). Хуана де Леона провезли из Голландии в Испанию в кандалах и особом - железном - на голове и шее; вставленный в рот железный кляп не позволял ему говорить. Кпяп вынимали изо рта только для принятия пищи. Как писал Льоренте, читавший подлинные документы следствия и суда над Хуаном де Леоном, "страдания, объектом которых он стал со времени ареста, и состояние, в котором он находился тогда (т.е. перед казнью), вызвали в этом истощенном теле такое обильное выделение желчи и слюны, что они спускались до земли по бороде, давно им запущенной". Перед казнью, уже у самого костра, изо рта монаха вытащили кляп и предложили прочесть католический Символ веры. Он отказался и был сожжен живьем, как нераскаявшийся еретик. Далее, согласно протоколу аутодафе, последовали казни севилького врача Кристобаля де Лосада, учителя грамоты Фернандо де Сан-Хуана, двух девушек - Марии де Вируес и Марии Корнель - а также сестры Хуана Гонсалеса. Все эти лица были членами лютеранской общины Севильи. Мария де Вируес и Мария Корнель были из знатных семей, на площади присутствовали их близкие родственники.

Без сомнения, грандиозная, пышная и продолжительная церемония аутодафе производила очень тяжелое впечатление на присутствовавших. Автору настоящего очерка известны рассказы людей, бывших свидетелями послевоенных казней изменников Родины через повешение; очевидцы рассказывали, что впечатления от этих публичных казней стали одними из самых сильных в их жизни. Можно с увереннностью предположить, что сожжения живьем производили на свидетелей впечатление еще более шокирующее и травмирующее. Но, в конечном итоге, в этом и заключалась цель аутодафе - посредством внушенного ужаса предостеречь врагов и остановить нестойких.